Фабиан обнимал тело Хейлин как самое ценное, что у него когда-либо было в жизни – бережно, осторожно, боясь повредить эту хрупкую драгоценность, чей отблеск ярко мерцал в его сердце.
- Хейли… - её имя в любой форме звучало как гимн, как ода, самая любимая  мелодия души, которую хотелось повторять снова и снова, но на это не хватало воздуха из-за того, что восторг влюблённости не давал нормально дышать. Как будто во сне – боишься, что если глубоко и спокойно вздохнёшь, то сон улетит и оставит после себя лишь дымку воспоминаний.
Пруэтт коснулся чуть раскрытых губ Хейлин, пробуя её нижнюю губу на вкус и сопоставляя с эмоциями, которые это у него вызывает. А потом поцелуй уже на обе губы – классический французский, казалось, ничего проще быть не может, но сейчас это было каким-то откровением – каждое прикосновение что-то говорило, каждый вздох был пропитан тысячей несказанных слов, а выдох – миллионами оттенков эмоций.
Вторая рука, до этого свободно лежавшая на талии Хейлин, коснулась шеи девушки, словно привыкая к этой местности, где кожа нежна, а чувства наиболее остры, и, чуть касаясь плеча, пройдясь по коже слизеринки, на пару сантиметров приспустил платье с её плеча.

Казалось, даже сам воздух вокруг них пропитался этой аурой любви, которая сквозила во всех движениях Пруэтта, неудержимым потоком разливалась между их телами и наполняла их глаза теплотой.
- Твои глаза… они почти фиолетовые…
И в самом деле – глаза Хейлин потемнели настолько, что их бездонная синева стала казаться ещё более глубокой, чем раньше.
- Жаль, ты не видишь… так красиво… - Феб прикрыл глаза, чувствуя поцелуи Хейлин и её губы на своей шее.
- Любимая… - почти что промурчал Пруэтт, окончательно спуская платье с плеча Хейлин и губами опускаясь по её шее на ключицу.
- Самая красивая… Самая умная… Самая обаятельная… Самая-самая лучшая на земле…
Между каждой короткой фразой шёл поцелуй, постепенно переходящий с ключицы на плечо Хейлин, а в это время вторая рука уже спускала платье слизеринки с другого плеча.
Феб, не в силах более держать себя, вернулся к губам девушки и, словно жаждущий путник в пустыне, приник к её губам, словно живительной влагой пропитываясь этим поцелуем.
- Пруэтт… ну ты…
- Помолчи…
- Но ведь…
- Молчи…
- Всего лишь хотело пожелать счастья…
- Спасибо, но всё равно помолчи…
Всё только для его богини, его ангела, его путеводной звезды – только для Хейлин и больше ни для кого.

- А я никогда на них не нагляжусь… - ответил Пруэтт в губы Хейл и продолжил целовать слизеринку, берясь за её плечи ладонями, как за хрупкую вазу из тонкого хрусталя, и медленно ведя вниз, стягивая платье по пояса.
Он обращался с Хейлин как с чем-то неземным, ангелом-хранителем, который был слишком милостив к своему подопечному и позволил тому любить свою богиню. Уже осознание того, что её могло не быть сейчас рядом, делало момент таким ценным и особенным, что Пруэтт брал от него всё.
Освободив руки Хейл от платья, Феб с непонятным трепетом коснулся кожи на талии слизеринки и провёл руками по её бокам, только сейчас отрываясь от губ любимой, дабы глотнуть воздуха.
- Моё сердце навсегда твоё, Хейли... Навсегда, слышишь?

Пальцы уже расстегнули застёжку бюстгалтера Хейлин и стянул его со слизеринки. Феб тут же прижался к девушке, мягко окутывая её стан лёгкими прикосновениями.
Фабиан ощутил её прохладные руки по рубашкой и чуть выдохнул в губы Хейлин.
Единственная загвоздка – бинты, которые должны уже были быть сняты, по совести, но именно по причине отсутствия этой самой совести, до сих пор сдавливавшие грудную клетку Пруэтта. В них уже было неприятно находится даже чисто физически – тело устало от постоянного сдавливания груди, их касание кожи уже раздражало, а пониженная теплопроводимость заставляла почти задыхаться от жары.
Почувствовав, как рука слизеринки наткнулась на бинт, Фабиан обнял её, и попросил:
- Хейлин, ты не могла бы помочь мне снять бинты… Так уже надоели, честное слово…
Это было произнесено без всякой задней мысли – он в самом деле не смог бы снять бинты сам, на что, наверное, и рассчитывала мадам Помфри. Она только не учла подобной ситуации, что Пруэтту будет кого попросить снять повязки.

(Давай будем считать, что от Бейла только синяки поверх шрамов остались, а то уже надоело калекой полгода ходить)...)

Фабиан понимал, что выходка Бейла могла стоить того, что царапины могли раскрыться, но он не мог больше ходить в этих бинтах, от которых уже настроение падало быстрее, чем от самих ран.
Пруэтт умоляюще поцеловал Хейл в шею.
- Ну пожалуйста... Скорей всего зажили, ведь мадам Помфри должна была снять бинты ещё вчера вечером... Я не могу больше в них находиться, Хейли...
Как аргументами к просьбе рейвенкловец покреплял себя нежно скользящими по телу Хейлин руками и просяще-умоляющими поцелуями.

По мере того, как Хейлин разматывала бинты, Фабиан чувствовал такой давно желанный приток свежего воздуха, что даже прикрыл глаза, глубоко вздохнув и не ощущая стягивающих тело бинтов. Посмотрев на синяки и почти зажившие царапины, Феб хмыкнул.
- Что ж... всё не так плохо, как могло быть... - помолчав, Пруэтт добавил:
- Спасибо...
Благодарный поцелуй не заставил себя ждать, а тело Феба наконец прижалось к коже Хейлин, с удовольствием ощущая её тепло и почти улавливая биение её сердца. Никто представить не мог, какое удовольствие сейчас получал рейвенкловец от простого соприкосновения их тел. Несмотря на синяки, Пруэтт не чувствовал боли. Только её тепло и её тело, которое руки Фабиана прижимали к нему.
Губы вовсю благодарили слизеринку за избавление, без разбора целуя её шею, лицо. Казалось, лишившись бинтов, Фабиан стал таким же, как раньше.

Фабиану уже стало так привычно ощущать стройные ножки Хейлин у себя на боках, что он сразу же рукой провёл от открывшегося из-под юбки не до конца снятого платья бедра девушки до пальцев ступни и озорно пощекотал мизинцем пятку Хейл. Чуть усмехнувшись, Фабиан вернулся к поцелуям, возвращая руки на грудь и живот девушки.
Руками обвивая и лаская тело Хейлин, Фабиан некоторое время упорно натыкался на платье, которое по прежнему держалось на поясе слизеринки и явно мешало им обоим. Для начала Феб снял ножки Хейлин с себя, выпрямляя их и садясь сверху.
Руки рейвенкловца пошли вниз и, в очередной раз наткнувшись на ткань, продолжили опускаться вместе с платьем, которое чёрной кучей ткани упало на пол рядом с кроватью.
Теперь тело слизеринки предстало перед ним в практически (за исключением одной вещицы) первозданном виде. Пруэтта обуяло просто дикое желание коснуться хотя бы кончиком пальца красивого изгиба талии Хейлин, её шеи, тела, ласкать её до бесконечности долго, ведь девушка того заслуживает и всегда заслуживала.
Поэтому рейвенкловец неспеша опустился на Хейл, прижимаясь к её телу и целуя ключицу девушки, плавно переходя на грудь. Руки не устояли перед соблазном и, идя снизу вверх, провели по бёдрам, талии Хейлин и остановились там же, где и поцелуи.
- Хейлин, ты богиня… - уже известный факт, но повторенье-мать ученья, не так ли?

- Твой...
Моя...
- Только твой...
Будешь моя... по-другому и быть не может...
- Всегда...
Навсегда...
Фабиан отпускал эти слова вперемежку с поцелуями, обволакивая тело Хейлин паутиной ласковых прикосновений. Руки, не знающие покоя, опустились по талии Хейл вниз и начали не спеша стаскивать с неё последний элемент одежды. Руки шли вниз, касаясь нежной кожи бедер Хейлин, а губы Пруэтта поднялись к лицу слизеринки и слились с губами девушки в глубоком, но нежном поцелуе.

Стянув с Хейл трусики, Пруэтт оторвался от губ Хейл и с безграничным обожанием посмотрел ей в глаза.
- Моя Хейли... - робкая улыбка.
- Моя... - улыбка стала шире, а чувство, распирающее Феба изнутри, вот-вот грозило взорваться мирриадами эмоций.
Тут Пруэтт ощутил неудобство. Оказывается, что всё это время был в штанах, которые не мешали до определённого момента, однако сейчас стали лишними. Расстегнув ремень, Феб стянул джинсы и лёг обратно на Хейлин, снова приникая к её губам.
- Не могу прожить и минуты без тебя... - поясняя свой порывистый поцелуй, сказал Пруэтт и, поймав момент, снова захватил губы слизеринки в каком-то стихийном, но чувственном поцелуе, от которого мурашки побежали по телу.